Жили-были девочка и мальчик, здоровые и смышлёные. И была у них не мать, а злобная карга. Всё-то ей было не так, всё вызывало ярость. Не с той ноги встал, не так умылась, не так разожгли огонь в печи… В ход шли и брань, и палка, и лишь бесконечная взаимная поддержка позволяла детям не сойти с ума. а что же случилось потом?

А потом началась вереница событий, которая привела к открытию, ужасающему и прекрасному одновременно. Оказывается, их мать была заколдована.

Когда-то злой чародей, позавидовав счастью простых крестьян, убил хозяина дома, а хозяйку превратил в старуху, заставив измываться над собственными детьми – на этих условиях он сохранял им жизнь. Но дети сумели победить чародея, развеять чары и вернуть себе молодую и добрую мать.

Эта сказка была в моём детстве одной из любимых. Я всей душой сочувствовала бедным девочке и мальчику и ликовала, когда их родительница возвращала свой исконный облик. Это было правильно. Это было справедливо. Каждый ребёнок имеет право на ласковую маму, от которой пахнет печеньем с ванилью.

Я заново вспомнила сказку во время одной из сессий, и с тех пор она не выходит у меня из головы. Что, если происков злого чародея на самом деле не было? Что, если мать всего лишь знала о его существовании и по собственной воле превратилась в старую ведьму, чтобы он не позавидовал, не пришел в их семью и не натворил ещё бОльших бед?

Кажется, во многих семьях разворачивалась именно эта история. Сотни, тысячи мам надевали на себя лохмотья злой старухи, чтобы уберечь детей от опасности. Но как уберечь? Подготовить к ней. Подготовить своим холодом, требовательностью, «правдой», которую никто другой не скажет.

– Лицом ты у меня не уродилась, посмотреть особо не на что, – говорит мать дочке-подростку. – Учись хорошо – может, хоть так выйдешь в люди.

Думаете, эта мать просто не любит своего ребёнка, раз произносит такие слова? Любит. И боится за него ужасно. Но, не распознав своей собственной красоты, она не видит её и в дочери (а может, боится увидеть и испытать муки соперничества), и потому пытается всучить ей единственно доступный противотревожный рецепт. Учись, борись за своё скромное место под солнцем, никто не погладит и не пожалеет. Сама мать живёт именно в такой реальность и готовит к ней свою дочь. От любви, да. От мучительной, искорёженной страхом родительской любви.

– Сам виноват, мало тебе наподдали, – говорит другая мать сыну. – В следующий раз больше огребёшь, так, может, ума прибавится.

Она тоже любит как умеет. Ей страшно за своего рохлю, которого вечно задирают одноклассники, и ей мнится, что, обними она его и утешь, он станет ещё слабее, ещё беспомощней. Ей хочется утереть его слёзы, но внутренний голос говорит – стоп, не поддавайся. Сегодня ты будешь с ним доброй, а завтра его сотрут в порошок. Так закаляй его, как можешь – авось, огрубеет и выживет.

Есть роли, из которых доброе родительство почти невозможно. Не из-за недостатка любви, а просто не вывернуться, сколько ни пытайся. Всё равно как обедать с ножом и вилкой в позе скорпиона.

Роль ломовой лошади. Ну какая тут доброта? Стоит чуть расслабить лицо, отпустив нижнюю челюсть, так жизнь взвалит на тебя ещё полтонны. Легко ли тебе, девица? Вольготно ли, красная? Давай, балуй своих спиногрызов, они тебе ещё добавят, раз идёшь по жизни, смеясь.

Роль горемычной бабы. Тут не понос, так золотуха, не потолок протёк, так муж запил. И вертишься, и крутишься в попытках избежать несчастья, и спела бы колыбельную деткам на ночь, да дыхание давно сбито.

Роль бедной Лизы. Мрак попранного доверия. Мужчина, подруги, коллеги-змеи подколодные, сперва пролезут в душу без вазелина, а потом ножом в спину. Так что пусть и дети сызмальства учатся не доверять, не расслабляться. Пусть на матери родной учатся, а то потом больнее будет.

Роль тёртого пятака. Жизнь била-била – не добила. Муж бил-бил – не добил. Волк почти съел, медведь почти задрал, но укатилась, перехитрила, хакнула. И детей растить надо так, чтобы хитрее были. Чтобы знали, почём фунт лиха, а то вырастут клушами и пропадут в глухом лесу, в лисьем желудке.

А где-то в углу маячит тень злого волшебника.

Родительская любовь – не лубочная картинка, весёлая и плоская. Это многомерный конструкт, собранный из противоречий и пылающих конфликтов. Хочу добра, но творю зло. Надеюсь на лучшее, но готовлю к худшему. Хочу быть тёплой, но боюсь не сдюжить, не выстоять перед бедами, и потому обдаю холодом. Но люблю же, люблю. И совершаю самые главные свои ошибки от непреодолимой, невыносимой любви. Мир полон угроз, и я, мать, как последний форпост – к ребёнку передом, ко злу задом, чёрная и белая одновременно, ведьма и фея-крёстная в одном флаконе. Проводник от «здесь-и сейчас» к тревожному «потом».

Имею ли я право в этой двойной ипостаси на бесконечную доброту? Будет ли истинной любовью хранить своего малыша в нежности и заботе? И что станет с ним, когда не станет меня? Вот, мне кажется, о чём эта сказка и о чём наше непростое родительство. Мы до смерти боимся колдовских чар и потому готовы действовать на опережение, добровольно принимая на себя функцию злодеев. Нам некомфортно в этом царапающем мире, и оттого мы сами раним детей, закаляя их перед будущими боями. раны, нанесённые дома, не делают их крепче. Они кровоточат всю жизнь.

И потому-то сказочный сюжет должен быть другим. В нём муж и жена, встав плечом к плечу, изгоняют чародея. Они достаточно стойкие для того, чтобы выиграть эту схватку. И дальше они растят своих близняшек в безопасном мире и бережной любви, зная, что именно в ней дети почерпнут всё необходимое для будущих побед.

Автор: Оксана Фадеева